Записывая «Wounded Rhymes», Ликке ездила в пустыню, пересматривала «Священную гору» и — главное — переехала в Лос-Анджелес, бросив и проклянув родной Стокгольм. Ну и различие с Ли прежней — как у Швеции с Америкой: там — ледяная хрупкость и кошачья мягкость; здесь — имперская стать и большой стиль. О прежней деликатности можно пожалеть, но, как по мне, преображение способствовало ей много к украшенью: принцесса обращается в снежную королеву. «Wounded Rhymes» — это такая эстрада на нервах, на иголках, безбожный госпел, теневое готическое рокабилли и отмороженная архаика: консерваторское эхо, торжественные литавры, размашистые клавишные. Это театр, где от декораций оставлены только схемы — как в фон-триеровском «Догвилле». Скандинавия здесь все равно чувствуется — вся пластинка будто накрыта некой мистической изморозью; ну и голос, голос, конечно, — одновременно невинный и недетский, сладостный и горчащий, возвышенный и порочный. Это поп тревоги нашей; музыка, что, суля утешение, пестует боль. Альбом, на обложке которого неясная фигура в черном смотрит на холодное море, а вокруг — ветер, тысячелетние утесы и только раны на стекле.