Ускользающая красота (1996) / Stealing Beauty / Io ballo da sola

Несмотря на распространённое мнение, что итальянский киноклассик Бернардо Бертолуччи давно уже устал и не может создать нечто достойное своего великого имени, эта лента не так однозначна и будто бы легко прочитывается, как это многим показалось на первых просмотрах в фестивальной суете в Канне или Сочи. Причём «Ускользающая красота» (таково российское прокатное название) появилась на пиратском видео под вроде бы глупым названием «Красотка-воровка». Однако в этом просторечном обороте переводчика неожиданно обнаружился особый смысл.

Конечно, автор сюжета Бернардо Бертолуччи и сценаристка Сюзан Мино невольно породили загадку для тех, кто попытается перевести англоязычное название поведанной ими истории. Она рассказывает о девятнадцатилетней красивой американке Люси, которая приезжает на лето в итальянскую провинцию Тоскана — чтобы найти своего настоящего отца, а также того идеального мужчину, кто лишит её невинности. Знаменательно, что выбранная режиссёром на главную роль после долгих поисков восемнадцатилетняя американка Лив Тайлер тоже лишь в подростковом возрасте узнала, что является дочерью Стивена Тайлера, лидера рок-группы Aerosmith.

Рекламируемая даже в качестве эротической мелодрамы, эта картина гениального автора «Последнего танго в Париже» кое-кем действительно воспринимается как соблазнительный рассказ всё-таки немолодого постановщика (ему было уже 55 лет во время съёмок), любующегося, словно эстет-порнократ, прелестями девственницы — Лолиты 90-х годов из Америки. Забавно, что английский актёр Джереми Айронс сразу после участия в Stealing Beauty был приглашён Эдрианом Лайном на роль Гумберта-Гумберта в новой версии «Лолиты», а на каннской пресс-конференции журналисты стремились оскорбить Бертолуччи, заявляя, что он якобы тоже попытался косвенно экранизировать роман Владимира Набокова. Поэтому и версии переводов названия были зазывающими — «Покоряющая красота», «Подкупающая красота», «Украденная красота» и т. п.

Возможно, поскучав в течение первого часа и даже поиронизировав над «Последним танцем в Тоскане» (хотя вновь, как и всегда у Бертолуччи, сцена танца, на этот раз в одном из старых итальянских замков, относится к самым ключевым в фильме), внимательный, а главное — тонко чувствующий зритель, настроенный на камертон автора, может вдруг уловить, что возвращение итальянского режиссёра на родину после 15-летнего отсутствия не является ни случайным, ни таким уж бесхитростно наивным. А его исповедальное высказывание по поводу того, что в данной ленте он отправился внутрь самого себя, не выглядит таким уж дежурным.

Казалось бы, сам постановщик посмеивается над Италией, «нацией, которая может произносить лишь длинные монологи», и вообще над стремящейся к объединению Европой (симптоматично, что разговоры ведутся сразу на нескольких языках — английском, итальянском, французском, немецком). Время проходит в пустопорожних псевдоинтеллектуальных беседах и в усталых забавах людей, которые ещё пытаются не утратить хоть какую-либо радость жизни. «Вырождающийся рай», давно позабытое величие Римской империи (как и потерянный «золотой век» Древней Греции), существование, которое лишено не только мифологического, но и телеологического (то есть целесообразного) плана, медленное умирание культуры и цивилизации от неважно какой болезни… Прежде всего, это относится к Алексу, одному из гипотетических отцов Люси, которому всё-таки важнее её присутствие в качестве напоминания о бурной молодости и временах Lucy in the Sky with the Diamonds — намёк должен читаться не только любителями LSD и поклонниками The Beatles.

Такова «сладкая жизнь» в конце XX века разнородных обитателей поэтичных тосканских земель, куда неумолимо вторгаются чужеродные силы, как, например, телеретрансляторы, противостоящие скульптурам Иэна, ещё одного возможного родителя Люси. А она, в свою очередь, как бы повторяет судьбу матери-американки, модельерши и поэтессы в одном лице, которая во время поездки по Италии в августе 1975 года переспала с кем-то из едва знакомых мужчин. И не имеет значения, с кем именно — представительница нового «поколения Х» может быть дочерью любого из тех, кто жил в уныло-трагическую эпоху «после революции», когда на смену бунтарским настроениям шестидесятых пришли разброд и шатания семидесятых.

Бернардо Бертолуччи стремился вынести приговор тем временам ещё в своей самой неудачной, пожалуй, картине со знаменательным названием «Трагедия смешного человека» об отце-промышленнике, который вынужден расплачиваться за ниспровергательские грехи родного сына. Кстати, именно после съёмок этого фильма 1981 года режиссёр практически покинул Италию, поселившись в Лондоне, а за поисками новой духовности отправился на Дальний и Ближний Восток, сняв свою «ориентальную трилогию» — «Последний император», «Под покровом небес» (лишь мимоходом надо отметить перекличку данной ленты с «Ускользающей красотой» благодаря мотиву «губительной силы большой и красивой любви») и «Маленький Будда».

Но немаловажно и то, что в промежутке между эпической фреской «Двадцатый век» (там автор в середине 70-х годов пытался прорваться от камерной монологичной драмы к романной диалогичной структуре) и упомянутой «Трагедией смешного человека» Бертолуччи снял наиболее психоаналитичную работу в собственном творчестве — «Луна» (1979). Она тоже стала своеобразной жертвой непонимания со стороны критиков и зрителей, не пожелавших не увидеть ничего, кроме темы скандального инцеста между оперной певицей-американкой и её пятнадцатилетним наркотизирующимся сыном, который тяжело переживает смерть отца, а в финале узнаёт, что появился на свет от интимной связи матери с итальянским учителем. Кстати, мотив идентификации отца, словно «эдипов комплекс», попутно связанный и с идеей поисков дома и вообще своего не столько географического, сколько духовно понятого отечества, присутствует не только в «Луне», но почти в каждой ленте Бернардо Бертолуччи, по-новому отозвавшись в Stealing Beauty.

Люси родилась в мае 1976 года (забавно, но это дата премьеры «Двадцатого века» на фестивале в Канне), то есть она — Телец и Дракон. И внезапно возникшая во время просмотра «Красотки-воровки» (или же не так упрощённо — «Обкрадывающей красоты») аналогия со знаменитым живописным полотном «Похищение Европы» на античный сюжет о Зевсе в облике быка, который украл одно из исконно хтонических божеств, связанных одновременно с производительной силой земли или воды и умерщвляющей потенцией преисподней, отнюдь не парадоксальна.

Конечно, и саму «широкоглазую» (эпитет луны) девушку, которая испытывает странное томление в момент полнолуния, можно принять за страдательную фигуру — аналог похищаемой богини Европы, нередко отождествляемой с Луной. Но согласно «Мифологическому словарю», Европа является также коррелятом (то есть соотнесённой персоной) древнего Зевса Евриопа («широкогласного»), восходящего к догреческим культам Северной Греции и Малой Азии. В этом смысле ритуал похищения Европы Зевсом начинает напоминать обряд самособлазнения, автоэротики, чем, собственно говоря, и занята юная Люси, выбирая себе сексуального партнёра как жертву для собственной же инициации, самопожертвованного расставания с невинностью.

А странный персонаж в исполнении очень старого и седого Жана Маре (не только романтического кумира публики, героя костюмно-приключенческих фильмов, но и исполнителя роли Орфея у Жана Кокто) бубнит по-французски о том, что теперь никто уже не помнит о Дьяволе. И ангелоподобная девушка Люси — почти как искушающий всю буржуазную семью незнакомец (то ли Агнец Божий, то ли Ангел Тьмы) в шедевре «Теорема» Пьера Паоло Пазолини, пророчески появившемся в критический для европейского самосознания 1968 год.

Бертолуччи как непосредственный ученик и творческий наследник Пазолини создал спустя 28 лет свою трагическую притчу о Зловещении (в противовес Благовещению), явлении персонифицированного соблазняющего начала (интересно, что и двойное грехопадение Люси и Освальдо, словно Евы и Адама, происходит под величественным древом) в тот анемичный и растерянный мир современной Европы, которая готова и к тонкому искушению, и к грубому похищению. Финальные кадры с видами городов Италии с птичьего полёта тоже как бы рифмуются со снятыми чуть сверху сценами в пустыне из «Теоремы», куда удалился владелец фабрики, по-библейски познав загадочного посланника.

«Теорема» успела получить премию экуменического жюри в Венеции-68 и удостоиться анафемы римского папы. А ныне метафизическим богохульством никого не удивишь и не возмутишь. Тем не менее, обидно, что в Канне-96 жюри во главе с Фрэнсисом Фордом Копполой отметило скучно-бытовую картину «Тайны и ложь», провинциально-кровавый «Фарго», дерзко провокационную «Автокатастрофу» и даже «Рассекая волны» мыслящего как бы «по касательной» датчанина Ларса фон Трира, другого певца «заката Европы». А вот ускользающе («как в зеркале, гадательно, а не лицом к лицу») умное и исподволь трогательное творение Бернардо Бертолуччи вообще осталось без наград. Впрочем, на кинофестивалях он их никогда и не имел!