Фёдоров и Крузенштерн (Fedorov & Kruzenshtern) - Взрыв Цветов (Blast Of Bloom) (2015) / rock, experimental, avant-rock

Сначала взрыв случился в самолете. Леонид Федоров рассказал, что питерский художник Артур Молев дал ему почитать в полет книжку стихов трагически погибшего поэта Дмитрия Авалиани, с которым был знаком. Вчитавшись в стихи в самолете, Леонид понял, что Авалиани был человеком огромного масштаба и одаренности. Его поэзия стала для Федорова продолжением того понимания человека и мира, что наработали Велимир Хлебников и Александр Введенский. Вернее сказать, превращение стихов Авалиани в песни — эхо процесса с Хлебниковым и Введенским, Волохонским и Хвостенко, которых ЛФ «вписал» гитарой и мелодией во многие свои альбомы. Вписал с помощью Владимира Волкова, Владимира Мартынова, Анри Волохонского и многих других. Но даже Волохонский ничего не слышал об Авалиани.

И понеслось. Федоров сыграл с Игорем Крутоголовым в тель-авивском клубе Levontin концерт, который был странен даже для вечно экспериментирующего лидера «АукцЫона», — после него сымпровизировали и тут же записали четыре первые песни. Это был взрыв, который поначалу они не опознали. ЛФ был спрошен по телефону Крутоголовым — ну как, что мы там записали? Да так, ерунда, не бери в голову, ответил Федоров. Через полгода, основательно забыв происшедшее в клубе Levontin, ЛФ прослушал четыре 16-битные песни — и обалдел, и изумился. Через полгода вылетел в Тель-Авив и записал с лидером «Крузенштерна и Парохода» следующие четыре песни, а еще через три месяца на сольнике ЛФ, опять вживую, записали девятую песню. В Москве ЛФ все основательно доработал в домашней студии и считает теперь, что этот год стал одним из самых удачных творческих периодов жизни. Еще бы — рекордная по скорости запись во всей дискографии ЛФ, хотя творческий процесс, включающий полугодовое забытье, длился целый год.

Поэт работал с трудными стихиями поэзиса — анаграммами, палиндромами, панторифмами и даже придумал совсем странное — перевертни и листовертни.

Что на диске? Прежде всего, надо сказать, кто на диске. Дмитрий Авалиани (1938—2003), окончивший географический факультет МГУ, долго трудился по специальности, был известен узкому кругу поэтов, печатался в «Черновике», в конце жизни работал сторожем, погиб под колесами машины. Книга, ставшая редкостью и так поразившая ЛФ, — «Лазурные кувшины» (СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2000). ЛФ вспомнил, что после концерта подошел человек и сказал: могу дать вам почитать огромный неизданный архив Авалиани. Сказал и исчез, не оставив координат. Может, придет в следующий раз. Первый стих книги стал первой песней на диске («В траве»). ЛФ признался, что ничего подобного раньше не читал:

В траве на дне травы
На самом дне травы
Я спал отдавшись лону
Когда подобно башенному звону
По скорлупе огромной головы
Ударил дождь — и в бок меня и в спину
И понял я, какой я страшно длинный
На мне зрачки как бабочки открылись
И удивились — о, как удивились

Поэт работал с трудными стихиями поэзиса — анаграммами, палиндромами, панторифмами и даже придумал совсем странное — перевертни и листовертни, похожие на китайскую каллиграфию, где надо рисовать русское слово так, чтобы оно при перевертывании по начертанию превращалось в иное. Например, «безумие» чудесно превращается в «мир весел», «друг» оказывается «враг».

ЛФ так описал альбом «Взрыв цветов»: «Вчистую записан на трех концертах элементарной 16-битной программой, причем вошли все звуки радио, игравшего на сцене. Дома намухлевал со звуком и всей фигней. При сведении вставлял отдельные звуки и слова».

О своем партнере Крутоголове Федоров сказал следующее: «На мой взгляд, он один из самых продвинутых музыкантов своего поколения, потому что быстро эволюционировал из стадии последователя группы “Не ждали” в состояние круто авангардного, уникального бас-гитариста, инициатора запредельных в своей утопичности проектов. Он офигенный мелодист, так что получились совместно сгенерированные песни — кроме первой, придуманной полностью мною».

А Игорь Крутоголов рассказал о себе такое:

«Не учился ни в музыкалке, ни в консерватории, но все началось с Восьмого квартета Шостаковича, когда мне было 12 лет. Помню этот момент, просто сорвало крышу. До того как заиграл на бас-гитаре в Израиле, был барабанщиком в панковской группе в Ташкенте, году в 1989-м. Эмигрировал в 1992-м с родителями, потому что не было выбора. Причем опасность в Ташкенте грозила больше мне, чем родителям. В Израиле один знакомый продал мне бас, и я начал постепенно учиться играть. Первый концерт “Крузенштерна и Парохода” был в декабре 2002 года, потому что к нам с кларнетистом Русланом Гроссом присоединился ударник Гай Шехтер. Альбом “Быть везде” мы записывали втроем — я, Гай и Леня. Поэтому там много места для гитарного звука, поэтому гитары звучат значительно сильнее, чем в “АукцЫоне”, где мощная духовая секция всегда затеняет бас-гитару. А “Взрыв цветов” и вовсе вдвоем с Леней сделали. Там вообще только гитары.

Федоров феноменально владеет голосом, его только с Томом Уэйтсом можно сравнить в умении драматизировать звуки.

Я никогда так не работал, как работает Леня. Я трачу огромное количество времени на аранжировку, продумывание звучания, запись нот, в конце концов. А у него все работает на мгновенных выбросах энергии. Если он схватился за что-то, это можно делать сразу.

“Взрыв цветов” гениален в смысле выбора стихов. Авалиани настолько музыкален на уровне звука, что главной проблемой было не испортить, не перекрыть гитарами этот кислород. Мне очень тяжело с готовым текстом работать, он меня запирает в клетку смысла, а у Лени, наоборот, легко получается все открыть нараспашку. Он феноменально владеет голосом, его только с Томом Уэйтсом можно сравнить в умении драматизировать звуки. Для меня петь — не серьезное занятие, а скорее кривляние, это можно заметить по песням “О том что я” и “Набросок”, а для Лени голос — самый важный инструмент.

Я многие вещи в музыке делаю сам только потому, что проще сделать самому, нежели кого-то искать. А по большому счету никого ничего не интересует, я вот слушаю только музыку английской группы Cardiacs — она настолько странная, что другое слушать ни к чему. Может, это избыток информации, а может, большинство людей просто злы. Скорее всего, не хватает сил и энтузиазма, зато много страха. Кстати, у вас на улицах гораздо страшнее, чем в Израиле, вечно прифронтовой стране. Да, летают какие-то ракеты над головой, но ощущения страха нет. Нет там агрессии в людях — может, это климат влияет. А здесь идешь по мирной Москве, а люди смотрят — то тревожно, то злобно».


Что же происходит на «Взрыве цветов»? Первую песню «В траве» и девятую, давшую название альбому, ЛФ уже исполнял на концертах с «Крузенштерном». Мощные риффы крутоголовского баса рифмовались с ударами великолепного Гая Шехтера. На альбоме звучит совсем другое — странное. Поразительно монохромное звучание достигается отсутствием барабанов, тотальным доминированием двух гитар, массой странных звуковых объектов и солирующей пилой Крутоголова. Да и сам Игорь собирает все «странное» в своей песне без слов «Набросок», пропетой на неизвестном языке, да еще контратенором, на которой причудливым образом соединились Перселл и Курехин. В песне «Больше чем осталось» врезается в память нехитрый куплет Дмитрия Озерского. Там пронзительная ЛФ-мелодия, веяние «озерского» диска 2009 года «Волны». Песня «Голова» напоминает сакраментальную «Голову-ногу» из «Зимы не будет». Но слушается «Голова» как молитва, построенная на том самом риффе Крутоголова, которым, собственно, и «сделана» вся пластинка. Этот шаманский рифф мутирует дальше, к песне «Поэт», а потом открывается, выходит на поверхность и взрывается в финальной, абсолютно хитовой вещи «Взрыв цветов». Кроме того, песня «Чтоб летать» почему-то напомнила мне незаслуженно забытый диск «В Багдаде все спокойно». А развеселая композиция «Пан» откровенно смотрит на ранний «Аквариум». Ведь там тоже могла запросто солировать пила, если бы Курехин ее принес. И это прекрасно.

Пространство для голосов и «фендеров» Федорова и Крутоголова расширяется невообразимо, поэтому альбом «Взрыв цветов» звучит кардинально по-новому, что роднит эту работу с великой пластинкой «АукцЫона» «Зимы не будет» (2000). Такое же жесткое, бескомпромиссное звучание, безудержное поглощение звуковой «травы» всех оригинальных наработок последнего времени. Гипотеза: ЛФ долго копит звуки, риффы, мелодии, в голове-ноге вызревают новые идеи. Потихоньку встраивает их в альбомы, а потом — бац, взрыв! Приходит музыкант-трикстер, катализирующий процесс собирания, все компактно укладывается в странный диск, меняющий направление движения. В 2000 году ему потребовалось невероятное «Волков-трио», теперь — Игорь Крутоголов.

Во главе угла на «Взрыве цветов» стоит одна из любимых идей ЛФ об инструментальной суггестивности любого звука, об отсутствии деления звуков на музыкальные и прочие, которая впервые появилась на «Лиловом дне». Эта идея, вдохновившая Владимира Мартынова на книгу «Конец времени композиторов», построила всю постмузыку от Beatles, Coil и Штокхаузена до… любой нынешней музыки. На «Взрыве цветов» за основу взят 16-битный звук — на этом месте обладатели hi-end-аппаратуры поморщатся: и что? На концерты надо ходить.